Финам.FM

В первом приближении 30/01/2012 20:05

Тайны астрофизики: 10 загадок, скрытых в небесах

ЛИХАЧЕВА: Добрый вечер. В эфире программа "В первом приближении". Мы выходим каждый понедельник после вечерних восьмичасовых новостей. Программа стартовала этой осенью с цикла передач про генетику, а вот сегодня мы продолжаем следующий цикл программ – по астрофизике. Темы, которые мы уже затрагивали, выложены у нас на сайте, на finam.fm. Это "Большой взрыв", "Эволюция Вселенной" в двух частях, "Внеземная жизнь" и "Черная дыра" тоже в двух частях. Можно читать, слушать или скачивать, как вам удобнее. Там же на сайте можно, кстати, задать любой вопрос. Все ваши вопросы я обязательно переадресую нашим экспертам в итоговой программе по космологии.

Этим вечером я предлагаю к обсуждению тему более общую, но не менее, может быть, даже и более захватывающую, звучит она так: "Тайны астрофизики: десять загадок, скрытых в небесах".

В ПЕРВОМ ПРИБЛИЖЕНИИ: эксперты в студии.

Доктор физико-математических наук, старший научный сотрудник отдела релятивисткой астрофизики Государственного астрономического института имени Штернберга при МГУ.

Сергей Попов: "Существует такое странное ощущение, что наука – это нечто, что рассказывает, что написано в учебнике. Наука это как раз то, что пишет учебники и их переписывает. И поэтому есть всякие непонятки интересные. Мы смотрим на картину мира, и четверть картины занимает черный квадрат. Хочется понять, что это такое".

ЛИХАЧЕВА: Прежде чем мы приступим к загадкам, к десяти загадкам, которые мы сегодня обещали нашим слушателям, Сергей, у меня такой вопрос: при отборе этих загадок вы какими критериями пользовались? Просто нравится, не нравится, важно для меня, неважно для меня как для ученого? Может быть, какие-то общие характеристики?

ПОПОВ: Я старался, конечно, сделать им не очень субъективными, но при этом избежать субъективности невозможно. Соответственно, я старался, чтобы это были действительно важные вопросы, которые существенно сейчас стоят на повестке дня, люди их действительно активно обсуждают. Во-вторых, так, чтобы их было более-менее реалистично решить в течение ближайших, скажем, десяти лет.

ЛИХАЧЕВА: Они своевременны, они актуальны, они самые, может быть, обсуждаемые, и при этом они могут быть решены уже при нашей с вами жизни, да?

ПОПОВ: Да. Потому что, безусловно, есть какие-то более фундаментальные, серьезные вопросы, но для их решения, скорее всего, потребуется большее время.

ЛИХАЧЕВА: Друзья мои, мы сегодня с вами послушаем о тех загадках, которые, вполне возможно, вероятно, через десять, а, может быть, через пять, может быть, через год будут уже решены. Итак, с какой загадки мы начнем?

ПОПОВ: Начнем, наверное, со звезд.

ЛИХАЧЕВА: Давайте.

ПОПОВ: Потому что, что такое звезды все более или менее знают.

ЛИХАЧЕВА: Кто не знает – пожалуйста, обращайтесь на наш сайт finam.fm, там в программах "Эволюция Вселенной" нам профессор Засов прекрасно об этом рассказывал.

ПОПОВ: Что люди меньше знают, это то, что когда-то звезд не было. Мы живем в расширяющейся Вселенной, и расширение это началось 13 с хвостиком миллиардов лет назад. Что было вблизи момента ноль – мы не знаем, в ближайшее время, на мой взгляд, вряд ли узнаем, но мы более или менее, опять же, представляем, что было дальше. Вселенная расширялась, становилась менее плотной, менее горячей. Наконец, в ней появилось обычное вещество в том смысле, что появился водород, протоны, появились электроны, нейтроны. Но пока это был газ.

Все это расширялось дальше, наконец, через 300 тысяч лет наступил очень важный момент – вещество стало прозрачным. Вот вещество горячее, оно заполнено излучением, но вначале излучение быстро поглощалось и опять излучалось, а вот наступил момент прозрачности, и это очень здорово для космологов, потому что это излучение сейчас мы видим. Точнее говоря, мы его ловим, в основном, в радиодиапазоне.

Вообще говоря, если вот вы дома включили телевизор, и телевизор у вас не кабельное, а нормальная антенна, и у вас просто вот шум, рябь, там как раз большая примесь – это вот волны Вселенной, того самого излучения, которое осталось от того момента, когда Вселенная была горячая.

ЛИХАЧЕВА: Реликтовое, да, так называемое?

ПОПОВ: Да, реликтовое излучение. Если бы вы включили телевизор 60 лет назад и осознали, что это такое, то вам бы дали Нобелевскую премию. Так вот, наступил вот этот момент, когда появилось реликтовое излучение, которое мы можем улавливать, а вещество дальше продолжало расширяться, охлаждаться, становиться менее плотным. И пока никаких звезд не было. А вот гораздо позже, где-то через 100 миллионов лет после начала расширения начали появляться первые звезды.

Все, что я рассказываю, это все очень хорошо, но здесь важный момент – мы так думаем. Реликтовое излучение мы действительно ловим, про кое-что из первых минут жизни Вселенной мы тоже знаем напрямую, а вот первые звезды – это все результаты моделирования. Поэтому очень важно эти самые первые звезды увидеть. И, безусловно, это

одна из основных задач в астрономии на ближайшие годы – увидеть самые первые звезды. Галактики начали появляться позже. Ну и увидеть самые первые галактики.

Вот это очень важная задача. Она понятна, она хорошо поставлена, чтобы ее решить, просто нужны инструменты, телескопы нового поколения. Чтобы увидеть первые звезды, нужно наблюдать не в оптическом диапазоне, а в более длинноволновом, для этого удобнее выводить телескопы на орбиту. Это все очень дорого.

Вот, чтобы люди понимали, есть две основных причины, почему научные приборы, особенно космические, дорогие. Ну, может быть, три. Первая причина – они делаются в одном экземпляре. Если вы построили Большой адронный коллайдер, все открыли, то нет смысла строить второй. Это первое. Все в единичном экземпляре дороже. Если вы болид "Формулы-1" будете делать в серии, они будут гораздо дешевле. Второе – это действительно очень передовые технологии, их специально разрабатывают, и это резко увеличивает стоимость, опять же, смотри "Формула-1". И, наконец, третье – это запуск в космос.

ЛИХАЧЕВА: Логистика, что называется.

ПОПОВ: Да, очень дорогая логистика, совершенно верно. Запустить килограмм на орбиту, ну, в зависимости от того, на какую орбиту, может стоить от сотен долларов до тысяч долларов. И, соответственно, если вы просто кирпич запускаете в космос и там его продаете, то стоимость его может быть порядка тысячи долларов, смотря в каком месте. Поэтому, действительно, это большие, дорогие проекты, очень сложные.

Но, тем не менее, задача поставлена, и думается, что

следующий космический телескоп, который придет на смену телескопу "Хаббл", он откроет эти самые первые звезды, первые галактики, и существенно продвинет нас в понимании того, как эволюционировала Вселенная.

ЛИХАЧЕВА: Так, загадка номер два.

ПОПОВ: Загадка номер два. Ну, вот про черные дыры у вас две замечательных передачи уже было, поэтому совсем коротко. Черные дыры это очень интересно, и нам хочется доказать, что они действительно существуют. Это очень сложно (потому что они черные), но, может быть, в ближайшее время у нас будет совершенно уникальная возможность для этого. Черные дыры могут сливаться друг с другом...

ЛИХАЧЕВА: Близлежащие?

ПОПОВ: Да. Ну, давайте тогда минутку на это потратим. Есть обычные звезды, про которые мы только что говорили. Массивные звезды в конце своей жизни взрываются, и могут превращаться или в нейтронные звезды или в черные дыры. Звезды встречаются парами, в большинство массивных звезд входят двойные системы. Соответственно, могла быть такая система, где две массивные звезды крутились друг вокруг друга или вокруг общего центра масс (кому как больше нравится говорить), потом одна превратилась в черную дыру, другая превратилась в черную дыру, и они крутятся друг вокруг друга. Потихонечку они будут сближаться, и, наконец, они сольются. В этот момент будет излучаться много гравитационных волн – это такая рябь пространства-времени.

Сейчас построены детекторы гравитационных волн, тоже очень большие, сложные, дорогие приборы, проходит их апгрейд. И есть серьезная надежда полагать, что когда этот апгрейд закончится, то в течение нескольких лет работы они увидят сигнал сливающихся черных дыр. На мой взгляд, это будет самое прямое доказательство их существования, потому что будет видно, прямо как два горизонта взаимодействуют друг с другом.

ЛИХАЧЕВА: Горизонт событий, да, вы имеете в виду?

ПОПОВ: Да, это будет очень здорово, это будет очень интересно.

ЛИХАЧЕВА: А к чему это может привести, как вы думаете? Вот за этим открытием может последовать фундаментальное другое открытие, какое?

ПОПОВ: Это вообще отдельная очень интересная тема: какие открытия бывают, какие открытия нужны? Есть открытия, важные открытия, которые дают нам ответ на уже поставленный вопрос. Ну вот, например, есть ли черные дыры? Это такой серьезный вопрос. Например, ответ будет "да". Это очень важно. Значит, предыдущее наше знание, понимание того, как устроена природа было верное. Бывают и другие открытия, которые ставят вопросы. Вот, например, вдруг окажется, что все-таки нет черных дыр, что природа нашла какой-то хитрый способ сделать очень компактные объекты, но без образования горизонта. Я в это не верю, подавляющее большинство людей в это не верит...

ЛИХАЧЕВА: Но такая версия существует?

ПОПОВ: Такая версия существует. Это будет страшно интересно, это поставит новые вопросы перед людьми, которые занимаются теориями гравитации, и вообще перед физикой, я бы сказал, такой фундаментальной.

И, наконец, есть очень важные открытия, которые позволяют сделать выбор между существующими альтернативами. Ну, в некоем смысле можно, опять-таки, говорить, что есть модели, которые говорят, что гравитация устроена по-другому, что черные дыры не образуются. Есть общая теория относительности, в которой черные дыры образуются. И, соответственно, обнаружение или не обнаружение этих объектов будет подтверждать ту или иную модель. Это очень важно для нашего понимания того, как устроен мир.

ЛИХАЧЕВА: Собственно говоря, это открытие может повлиять на то, как мы в дальнейшем будем понимать вообще мироустройство.

ПОПОВ: Да, совершенно верно. Это будет или менять нашу картину мира, или какое-то белое пятно прорисовывать.

ЛИХАЧЕВА: А кто вот сейчас, может быть, уже проявляет интерес к финансированию данного проекта, кто этим занимается и кто это будет делать? Вот сейчас это понятно? Может быть, кто-нибудь делает это?

ПОПОВ: Гравитационный детектор построен, это есть сеть детекторов США, есть несколько детекторов в Европе, строятся японские детекторы. Безусловно,

такие задачи фундаментальной науки – это задачи для государств. Причем это уже, в общем, тот уровень, где часто государства начинают сотрудничать друг с другом, потому что проекты очень дорогие.

И, действительно, хотя американские установки, они в основном американские, там, скорее, интеллектуальная мощь привлекается из разных мест. Японские – японские. Европейцы – это уже объединение усилий нескольких стран.

Я не думаю, что, конечно, это задача для каких-то частных, да даже нельзя сказать, инвесторов, наверное, спонсоров. Потому что... Хотя нет больших сомнений, что все это очень важно для общего прогресса, в том числе и экономического, житейского, тем не менее, ясно, что никакой быстрой окупаемости это не дает, поэтому такие задачи, конечно, должно решать государство.

ЛИХАЧЕВА: А Россия в стороне сейчас от этого процесса? Вот именно гравитационные детекторы конкретно?

ПОПОВ: И да, и нет. С одной стороны, российские теоретики, вообще инженеры, такая интеллектуальная сила, они участвуют в разных проектах. Это могут быть люди, действительно, работающие постоянно в России и участвующие в проекте, и люди, переехавшие работать в рамках этого проекта, это есть, насколько я знаю, во всех из них.

Кроме того, есть простые детекторы, и в таких детекторах Россия уже активно принимает участие и на уровне "железа", как говорят, в том числе на уровне попыток создания своих детекторов. Я не думаю, что они приведут к каким-то существенным прорывам в изучении черных дыр в течение ближайших лет, тем не менее, это могут оказаться довольно полезные приборы.

ЛИХАЧЕВА: Процесс, тем не менее, идет, но в основном мы как обычно участвуем своими мозгами, интеллектуальной мощью.

ПОПОВ: Ну, в этом случае да, да. Следующая загадка, она отчасти астрономическая, отчасти не астрономическая. Астрономия в классическом таком понимании – это наука, которая изучает разный свет от небесных тел. Это может быть действительно видимый свет, радиоволны, инфракрасные, рентгеновские, но из космоса к нам много чего летит, в частности летят космические лучи. Космические лучи это, в основном поток частиц – протонов, электронов, ядер других элементов, может быть. Они летят с довольно высокими энергиями. Это такая отдельная наука.

И некоторое время назад, несколько десятилетий назад стало ясно, что

в космических лучах есть частицы очень высоких энергий. Очень высокие – это в сотни миллионов раз больше, чем на Большом адронном коллайдере.

Такие частицы прилетают на Землю, они, естественно, поглощаются в атмосфере достаточно высоко, и люди вот уже десятилетия косвенно детектируют прилеты этих частиц.

ЛИХАЧЕВА: Пытаются их как-то поймать.

ПОПОВ: Они смотрят на последствия вот этого процесса влета частицы в атмосферу. Потому что поймать саму частицу – событие достаточно маловероятное. Допустим, вы запустите спутник, он будет ждать такую частицу, но он может миллион лет ее ждать. А если вы большую сеть детекторов разбрасываете по Земле на площади, скажем, сотни, тысячи квадратных километров, то они несколько раз в год будут видеть последствия прилета таких частиц.

Так вот, есть интересный вопрос: откуда они берутся? Потому что разогнать частицы до такой энергии – это очень нетривиальная задача. И вот десятилетиями шла дискуссия. То ли они рождаются очень близко из-за распада каких-то очень массивных частиц, то ли они чем-то разгоняются очень далеко, в каких-то вот естественных космических ускорителях.

ЛИХАЧЕВА: Какой-то мощный толчок где-то есть.

ПОПОВ: Большое открытие последних лет было, что все-таки они прилетают издалека, это закрыло идею о том, что это разваливающиеся частицы где-то у нас близко. Но все равно остается непонятным, откуда они летят. В этой науке очень трудно определить, откуда оно прилетело, потому что если свет более или менее двигается по прямой, то частицы могут сильно отклоняться в магнитном поле, и из-за этого понять, откуда летела частица (она лететь могла десятки миллионов световых лет к нам), это довольно сложно. И важная задача, опять-таки, которая решаема в ближайшее время – это определить, откуда они летят, какие действительно астрономические объекты являются источниками частиц.

В южном полушарии, в Аргентине построена большая международная, естественно, специальная обсерватория для изучения этих частиц. Ну вот, есть надежда, что в течение ближайших лет будет получен ответ. Ну, заодно в северном полушарии строится новая обсерватория, которая присоединится, и совместно будут анализироваться их данные.

ЛИХАЧЕВА: А какие кандидаты в такого рода объекты?

ПОПОВ: Основной кандидат – активные ядра галактик.

В центрах более или менее всех галактик больших сидит очень массивная черная дыра, с массой миллионы, миллиарды масс Солнца. Если на нее течет много вещества, то образуется, как говорят, активное ядро.

Там идет много всяких процессов интересных, которые приводят к генерации мощного излучения во всех диапазонах от радио до гамма, в том числе складываются условия, в которых, в принципе, можно надеяться ускорять частицы до высоких энергий. По всей видимости, оно так и есть, но, кто знает.

ЛИХАЧЕВА: Пока не подтверждено, никто до конца сказать не может, так или не так.

ПОПОВ: Вот это, опять-таки, пример такого важного открытия, когда есть хорошо поставленный вопрос и установка должна дать ответ: вот эти источники или какие-то иные.

ЛИХАЧЕВА: Тоже вполне вероятно уже в ближайшие десять лет, да?

ПОПОВ: Да. Я очень надеюсь, что вот эти работающие обсерватории дадут ответ.

ЛИХАЧЕВА: Переходим к четвертой.

***

ПОПОВ: Ну, теперь это уже ближе к моей теме, это нейтронные звезды. Нейтронные звезды, хочется скромно сказать, это самые интересные астрономические объекты, потому что это действительно такая квинтэссенция всего, и это легко понять. Вы взяли кусок вещества, его очень сильно сжали: была гравитация – стала сверхсильная гравитация, были магнитные поля – стали сверхсильные, было плотное вещество – стало сверхплотное вещество.

ЛИХАЧЕВА: Квинтэссенция всего, что существует в космосе, ну, почти всего.

ПОПОВ: Это очень интересно, да. И, соответственно, теории, которые это описывают, это, опять-таки квинтэссенция таких сложных, продвинутых теорий, которые описывают поведение вещества в сложных, непростых условиях.

Поэтому нейтронные звезды это объект в первую очередь очень интересный для физиков. Вот звезды, ну, изучают астрономы звезды и изучают, это их объект исследования. А нейтронные звезды, они действительно интересны разным фундаментальным физикам, которые занимаются ядерной физикой, теорией гравитации, квантовой электродинамикой, теорией твердого тела. Потому что там всякая интересная сверхтекучесть внутри, сверхпроводимость. Но главный вопрос, наверное, связан с тем, как ведет себя вещество при большой плотности. И здесь, кстати, довольно легко...

ЛИХАЧЕВА: Какая плотность, по-вашему, большая? Что значит "большая плотность"?

ПОПОВ: Хороший вопрос. Ну, вот у нас вещество вокруг, оно такое неплотное, потому что атом устроен следующим образом: в центре атома есть очень плотное ядро, как все помнят, а снаружи на большом расстоянии, много больше размера ядра, крутятся электроны. И вот это есть размеры атома. Атом как бы пустой в этом смысле. А нейтронная звезда... Вот вы эти все электронные оболочки убрали, и все свалилось, и плотность стала как у ядра, даже больше. В центре нейтронной звезды плотность в десять раз больше, чем у атомного ядра. Получить такое в лаборатории просто нельзя, поэтому можно легко проиллюстрировать такую практическую значимость астрономии.

Знание ядерной физики, знание того, как ведет себя вещество при большой плотности – это потенциально очень прикладное знание.

ЛИХАЧЕВА: Ну, например? Приведите пример. Допустим, мы поняли, как это получается, и даже поняли, как получить это в лаборатории. И что мы можем сотворить с этим знанием?

ПОПОВ: Ну, например, есть много практических предложений, связанных с изотопами разных элементов, и их можете получать, смотреть, как они себя ведут. Новое знание о ядерной физике потенциально может дать вам возможность придумывать здесь что-то новое. Может быть, мы сможем синтезировать какие-нибудь необычные ядра, которые окажутся очень полезными для каких-то приложений. Так вот, вещество, которое существует в недрах нейтронных звезд, на Земле создать нельзя, мы не можем ставить никакие эксперименты по изучению такого вещества, а природа нам дает такую возможность, если мы нейтронные звезды наблюдаем. Поэтому астрофизика нейтронных звезд – это такая бурно развивающаяся область, там есть много других всяких интересных вопросов про всякие параметры с приставкой "супер".

Вот есть нейтронные звезды – магнитары. У большинства из них очень сильные магнитные поля, очень интересно, как они образуются, как ведет себя вещество в таких сильных магнитных полях. Их тоже нельзя получить на Земле, их можно изучать, только рассматривая нейтронные звезды, пытаясь понять, что же там происходит. Но вот

есть надежда, что в ближайшие годы удастся понять, как внутри устроены нейтронные звезды, соответственно, понять, как ведет себя вещество при очень высокой плотности.

ЛИХАЧЕВА: Пятая, пятая загадка, следующая.

ПОПОВ: Ну, вот мы сказали, что такие замечательные объекты как нейтронные звезды и черные дыры образуются в результате взрывов массивных звезд. Взрыв это довольно сложный процесс всегда. Взрывы звезд – не исключение. И на самом деле мы плохо представляем в деталях, как взрываются массивные звезды. Здесь, с одной стороны, теоретики сталкиваются с тем, что процессы действительно очень сложные, их очень трудно моделировать. Это обычно очень большое, сложное компьютерное моделирование на суперкомпьютерах, требующее очень больших ресурсов.

ЛИХАЧЕВА: Но такие модели существуют, и не одна.

ПОПОВ: Много групп в мире пытается здесь продвинуться, но это действительно очень сложно, поэтому интересная задача. С другой стороны, нам не хватает наблюдений, потому что предсказать, что завтра вот эта звезда будет наблюдаться как взрывающаяся, очень трудно. Можно сказать, что в ближайшие сотни тысяч лет звезда взорвется, но это ничего не говорит про наблюдения завтра. Поэтому есть надежда и на наблюдательный, и на теоретический прогресс в этой области, это поможет нам понять, как сверхновые устроены.

Кроме того, может быть, появится еще один очень интересный канал информации – это нейтрино.

При термоядерных реакциях излучаются частицы нейтрино, они интересны тем, что они плохо взаимодействуют с веществом. Пока мы говорим, через нас пролетают очень много нейтрино, мы это не чувствуем.

ЛИХАЧЕВА: Расшифруйте на всякий случай. Нейтрино это все-таки вот... Определение его. Мы, конечно, говорили об этом в предыдущих программах, но вдруг вот кто-то не слушал их.

ПОПОВ: Нейтрино это элементарная частица, очень слабо взаимодействующая с веществом, имеющая очень маленькую массу, электрически нейтральная. И то, что она плохо взаимодействует с веществом, очень хорошо для нас. Потому что они может прилетать из таких областей, откуда больше ничего выбраться не может. В частности они могут прилетать прямо из центра взрывающейся звезды. Вот это очень интересно. Пока людям повезло один раз, когда взорвалась самая близкая за последние века сверхновая в Большом Магеллановом Облаке, то так называемые нейтринные телескопы на Земле увидели буквально несколько этих нейтрино. Ну, по большому счету, все, что это сказало, что качественно, да, мы правильно понимали, что звезды взрываются, что там горячо внутри. Этого мало, хочется большего.

Но вот сейчас строятся очень крупные установки (такой куб размером километр на километр, на километр), которые будут ловить эти самые нейтрино. Это очень интересная область, можно целую передачу про них сделать. Их строят в антарктическом льду, под водой. У нас большую установку делают в озере Байкал. Ну, вот очень хочется начать регулярно ловить нейтрино от сверхновых, это нам объяснит, как они взрываются.

Сверхновые – ну, не то, что это не чисто академический интерес, но есть такая важная штуковина. Вспомним, что когда Вселенная родилась, там был только водород. Ну, немножко гелия успело образоваться. Мы с вами состоим из других элементов. Вот

все тяжелые элементы, из которых мы состоим, они образовывались в звездах, а многие – в сверхновых. Мы с вами своими частями когда-то побывали внутри массивной звезды, которая взорвалась.

И, в частности, чтобы понять, как Вселенная обогащалась тяжелыми элементами, нужно научиться моделировать сверхновые.

ЛИХАЧЕВА: Многие, занимаясь вопросом, собственно, из чего мы состоим и кто мы такие, как раз должны этот вопрос тоже рассмотреть, он как раз в это окошечко, что называется...

ПОПОВ: Да. Потому что генетически мы с ними непосредственно связаны.

ЛИХАЧЕВА: Подождите, а чуть-чуть более подробнее про нейтрино. Достаточно много разного рода спекуляций связано с этим, со скоростью нейтрино и так далее. Здесь бы, может быть, вы чуть подробнее остановились бы?

ПОПОВ: Действительно, в прошлом году очень бурно обсуждался результат коллаборации "Опера", который измерял нейтринный пучок. Пучок испускается в CERN, и идет в подземную лабораторию в Италии. И измерения показали, что есть необъяснимый результат, который состоит в том, что нейтрино прибывает немножечко быстрее, чем им полагается, формально скорость получалась сверхсветовой. Авторы работы, где, кстати, очень много российских ученых, не то, что не настаивали ни на какой интерпретации, а они настойчиво не предлагали никакой интерпретации, специально подчеркивали: "Мы провели такие-то измерения, у нас получился такой-то результат. Точка".

ЛИХАЧЕВА: Что это означает – вопрос открыт.

ПОПОВ: Да, вопрос открыт. Более того, я думаю, что подавляющее большинство членов коллаборации думает, что есть какой-то неучтенный эффект, который и дает вот эту прибавку, просто они его не нашли. Собственно, предлагают мировому сообществу совместно подумать над тем, чем это может быть. Ну, люди этим и занимаются, и консенсус, безусловно, состоит в том, что есть какой-то неучтенный эффект. Вопрос, скорее, в том, это эффект банальный... Ну, вначале многие шутили: где-то украли 20 метров кабеля, поэтому сигнал проходит быстрее. Ну и, действительно, исчезновение 20 примерно метров кабеля все бы объясняло. Но вряд ли причина настолько банальна.

Но причиной может быть какой-то интересный физический эффект, который, опять же, приводит к такому вот кажущемуся изменению времени прохождения. На самом деле вряд ли нейтрино сверхсветовые, это не то, что подрывает все основы, дело не в том, что физики не хотят от них отказываться, а дело в том, что это противоречит огромному количеству данных. И было бы странно, если бы нашлась какая-то лазейка для сверхсветовых нейтрино, которая бы вписалась в существующую физическую картину мира.

В частности, кстати, раз уж мы говорим о нейтрино от звезд, тот факт, что измерили нейтрино в 1987 году, и измерили... Просто увидели вспышку сверхновой, говорит о том, что все-таки нейтрино не могут быть сверхсветовыми, потому что от CERN до лаборатории "Гран-Сассо" километров 700-800 примерно, а здесь свет шел десятки тысяч лет от Большого Магелланового Облака. И, конечно, то, что на таком пути нейтрино сильно не обогнало свет, является очень жестким ограничением...

ЛИХАЧЕВА: Сильно не обогнало, но и не сильно отстало? Они одновременны?

ПОПОВ: Да, как и ожидалось, нейтрино – очень легкие частицы, поэтому они должны двигаться близко к скорости света, чуть-чуть меньше.

ЛИХАЧЕВА: Это, конечно, больше как-то внушает уверенность, нежели вот этот эксперимент, о котором вы говорили, который был проведен в прошлом году и действительно нашумел. Но там вопрос открытый, вы еще раз это подтверждаете, да? Ваше мнение как ученого такое?

ПОПОВ: Да, да, да, абсолютно.

ЛИХАЧЕВА: Давайте продолжим. Итак, следующая загадка.

ПОПОВ: Следующая загадка, наверное, самая интересная и понятная для всех, связана она с экзопланетами, планетами, которые...

ЛИХАЧЕВА: Сразу расшифруем. Экзопланета – это?

ПОПОВ: Планета, которая крутится вокруг других звезд.

ЛИХАЧЕВА: Ну, вроде как в нашей Солнечной системе, даже не "вроде как", а именно по такому типу?

ПОПОВ: Да. Наша планета крутится вокруг Солнца, звезд в галактике много, и вокруг них тоже могут крутиться планеты.

ЛИХАЧЕВА: Сразу такой встречный вопрос: а бывают просто планеты, не экзопланеты, которые вокруг ничего не крутятся, просто болтаются себе?

ПОПОВ: Просто планетами мы называем то, что в Солнечной системе, а есть еще действительно объекты, которые просто блуждают между звезд, но по своим параметрам соответствуют планетам. Ну, сейчас думают, дать ли им какое-то особое название или нет, и в разных статьях можно увидеть разные термины. Последний, который я видел, это термин "кочевники", "nomads" по-английски. Они могут образовываться или потому что планеты жили-были вокруг звезды, а потом, например, звезда взорвалась, и планеты разлетелись, или планеты просто образовывались примерно как звезды из межзвездного газа и пыли, и потом оказались одинокими и летают между звездами. Это тоже такая интересная штука. Но

нас, конечно, интересуют, нас, я имею в виду человечество в целом, интересуют не просто планеты, а так, чтобы там кто-то жил, можно было поговорить.

ЛИХАЧЕВА: Ну, понятно. На кочевниках вероятность жизни стремится к нулю, а вот на экзопланетах вполне себе вероятна.

ПОПОВ: Да. Для жизни необходимы условия, как мы все хорошо знаем, соответственно, нужна энергия, чтобы была звезда, но нужно, чтобы энергии было не слишком много. Сейчас известно уже очень много экзопланет, но...

ЛИХАЧЕВА: Давайте вот так просто, за последние, может быть, десятилетний период сколько их было открыто? Их же не так давно стали открывать, собственно говоря.

ПОПОВ: Да, всего 20 лет, про экзопланеты ничего не знали. Первые надежные экзопланеты начали появляться в середине 90-х, ненадежные – в конце 80-х, но они до сих пор не подтверждены. И сейчас число открывающихся планет, оно просто взрывным образом растет. Сейчас надежно открытых планет под 800, и кандидатов – существенно больше тысячи.

ЛИХАЧЕВА: Их вычисляют с помощью чего?

ПОПОВ: Есть несколько способов обнаружить экзопланету. Самый понятный, наверное, такой. Мы смотрим на звезду, если вокруг нее крутятся планеты, и нам повезло так, что мы сидим в плоскости орбиты, то раз в оборот планета будет просто проходить на фоне звезды. Ну, представьте, что вы сидите в кино, и люди в первом ряду почему-то вскакивают и периодически ходят перед экраном. Вот такая темная голова будет появляться на большом, ярком экране. Соответственно, мы это можем увидеть, потому что яркость звезды уменьшится. Ну, вот как яркость экрана меняется, если перед ним ходить. Это самый понятный способ, он хорош тем, что позволяет измерить радиус планеты, поскольку мы видим, насколько упал блеск звезды. Это первый способ.

Второй способ – немножко более хитрый. Он связан вот с чем. Мы говорим, что Земля крутится вокруг Солнца. Это правильно, потому что Солнце тяжелое, и Земля крутится вокруг него. Но есть такой простой факт из школьной физики: вы подпрыгнули, шлепнулись на землю, Земля вас притягивает. На самом деле, вы притягиваете Землю с точно такой же силой, вот просто с точно такой же. Просто Земля тяжелая, и эта сила не сильно меняет ее положение, а мы легкие, поэтому сила сильно меняет наше положение. Понятно, если в лоб столкнулись комар и "КамАЗ", то они ударили друг друга с одинаковой силой, просто для одного это заметнее, для другого – нет.

Так вот, соответственно,

если Земля крутится вокруг Солнца, то, вообще говоря, Солнце немножечко крутится вокруг Земли. Они крутятся вокруг общего центра масс.

Если мы издали смотрим на Солнце, никакие планеты не видим, но мы видим, что Солнце не стоит на месте, а вот как-то странно бултыхается.

ЛИХАЧЕВА: Какие-то колебания у него, да?

ПОПОВ: Да. Странно, потому что планет много, самая тяжелая – Юпитер, поэтому Солнце будет бултыхаться с периодом, соответствующим обороту Юпитера вокруг Солнца. Но есть еще Сатурн, Уран, Нептун, затем есть более мелкие. И, в принципе, изучив эти бултыхания Солнца, мы увидим, что оно то к нам движется, то от нас, с разной скоростью, можно понять, какие планеты есть в нашей планетной системе. Ну, вот люди пытаются это применить к другим звездам, и так тоже открывают очень много планетных систем. В таком случае саму планету не видно, вы не можете определить ее радиус, например, но вы можете определить ее массу, что тоже хорошо. И вот это два основных способа. Есть другие, но они менее популярные, менее эффективные пока, по крайней мере.

ЛИХАЧЕВА: Хорошо, со способами более-менее разобрались. Теперь к загадкам, которые связаны с экзопланетами.

ПОПОВ: Есть такое хорошее высказывание, Владимиру Михайловичу Ляпунову принадлежащее: "Чтобы удивляться, надо много знать". Соответственно, чем больше вы знаете, тем больше будет загадок.

Но самая простая, конечно, связана с тем, что мы хотим найти планету, похожую на нашу. Нужно выполнить два условия: первое – она такая же по размеру, массе, соответственно, составу; второе – она находится на правильном расстоянии от своей звезды, где не слишком горячо, не слишком холодно.

Вода может быть жидкой, она не испарилась вся под жаром звезды, не замерзла. Вот такую зону называют зоной обитаемости или обитания. Соответственно, важно найти планету типа Земли в зоне обитаемости.

Вот это важная загадка.

ЛИХАЧЕВА: Это, скорее, как задача.

ПОПОВ: Ну, загадку можно сформулировать так: сколько их, насколько часто они встречаются. Есть уверенность в том, что, вообще говоря, может быть, они уже открыты, просто их надо идентифицировать в данных, например, спутник "Кеплер". Но есть уверенность, что в течение ближайших лет удастся обнаружить планеты земного типа в зонах обитаемости звезд типа Солнца. Это будет очень здорово.

ЛИХАЧЕВА: А за этим последует более детальный анализ, который позволит определить, есть ли там все-таки жизнь или нет?

ПОПОВ: Последует, но не скоро, это уже, я думаю, не десять лет. Потому что, чтобы даже такой примитивный анализ провести, нужно научиться измерять химический состав атмосферы этих планет. Увидеть спектр такой планеты будет очень сложной задачей. И поэтому я думаю, что это задача, как минимум, для следующего или через поколение телескопов, спутников. Но, с другой стороны, в течение ближайших десятков лет, скажем так, эта задача наверняка будет решена.

Следующий пункт, он такой, немножечко странный. Но, опять-таки, он хорошо иллюстрирует такую, я бы сказал, неконсервативность науки. Потому что существует, к несчастью, такое странное ощущение, что наука это нечто, что рассказывает, что написано в учебнике. Наука это как раз то, что пишет учебники и их переписывает. И поэтому есть всякие непонятки интересные. Одна из таких непоняток, может быть, две разных, связаны с так называемой аномалией "Пионеров" и пролетными аномалиями.

ЛИХАЧЕВА: Вот это очень интересная штука, наверное.

***

ПОПОВ: Аномалия "Пионеров" – такая вещь. Есть спутники серии "Пионер" американские, они с 70-х годов бороздят просторы Солнечной системы. И какое-то время назад было обнаружено, что скорость их меняется не так, как предсказывала модель. У них есть аномальное ускорение, на самом деле отрицательное, это означает, что они тормозятся немножечко сильнее, чем надо. Это очень слабый эффект, и с чем он связан до сих пор неясно. Самое банальное и, вообще говоря, самое вероятное объяснение состоит в том, что просто сам спутник аномально тормозится.

ЛИХАЧЕВА: Ну, это не объяснение. Что значит "сам спутник аномально тормозится"?

ПОПОВ: Ну, смотрите, вот, например, вы запустили в космос шар, который с одной стороны черный, с другой – белый. Он будет себя вести не так, как шар, который с двух сторон черный или белый, или со всех сторон зеленый. Потому что одна сторона у него будет горячее, другая – холоднее. Одна будет излучать больше, другая – меньше. И это будет приводить, в зависимости от того, как он повернут, к разгону или торможению этого шара. Может быть, такая же штука происходит со спутником. У него на борту есть источники тепла, они, естественно, несимметричны, потому что спутник это не сферический конь в вакууме.

Кроме того, рассматривалась такая идея, она оказалась неверной, но она иллюстрирует, что может происходить. У спутника есть антенна, которая направлена на Землю, она передает сигнал. Это тоже меняет скорость спутника, это не учитывалось в первоначальных расчетах. Соответственно, могут быть какие-то разные эффекты, связанные просто с поведением спутника. Их очень трудно изучать, точной модели спутника нет, проверить в лаборатории то, как он летает там, мы не можем. Ну, это будет самое вероятное, скорее всего, объяснение.

Но есть, тем не менее, другие идеи, которые связаны с тем, что это слабый эффект, который связан с какими-то фундаментальными другими свойствами, связан с фундаментальными свойствами мира, который мы понимаем недостаточно точно. Это может быть связано с тем, что мы неточно понимаем теорию гравитации. Общая теория относительности – хорошая теория, но у нее, ясно, есть какая-то область применимости, есть какая-то конечная точность применимости в реальных ситуациях. Может быть, мы до нее добрались именно в случае "Пионеров", смогли настолько точно измерять их положение и скорость, что это стало важным. Соответственно, люди очень любят это обсуждать и искать какие-то такие фундаментальные эффекты. Похоже на нейтрино и установку "Опера". Ну, не так поразительно, не нарушает явно никакого фундаментального принципа вроде бы, с другой стороны, да, нарушает.

Пролетная аномалия – это похожая штука, но с аппаратами, которые пролетели вблизи Земли или других планет Солнечной системы. У них тоже появляется необъясненная маленькая добавка к скорости.

Причем это измерено для разных аппаратов в немножко разных условиях. Опять-таки, причины могут быть банальные. Например, мы...

ЛИХАЧЕВА: А добавка одинаковая для разных аппаратов?

ПОПОВ: Не точно одинаковая, но одного порядка, скажем так, в первом приближении. Это может быть связано с тем, что мы недостаточно точно строим модель Земли или другой планеты, около которой пролетает аппарат, и это, я думаю, вероятнее всего. Но, опять-таки, это может быть связано с какими-то фундаментальными вещами, и было бы интересно разобраться.

В идеале нужно было бы строить специальный аппарат для этого, но это дорого. И вопрос не считается таким уж животрепещущим, причем животрепещущим, чтобы вероятность такого необычного решения была бы велика. Поэтому никто просто так не даст 200-300 миллионов долларов узнать. Но люди продолжают изменения для существующих аппаратов, пытаются их немножечко модернизировать иногда для того, чтобы лучше эту задачу выполнять. Но вот такая интересная загадка. Я думаю, что в течение ближайших лет, возможно, продвинутся, или объяснив уже происшедшее с другими аппаратами, или запуская новые, точнее измерить и понять эффект, и как-то его разрешить.

ЛИХАЧЕВА: Давайте дальше, что у нас там.

ПОПОВ: Ну и, наконец, у нас остался набор космологических открытий, кратко их коснемся, они все заслуживают большой отдельной дискуссии, я надеюсь, она у вас отчасти была, отчасти будет. Первая, и, может быть, она из всего-всего набора должна бы стоять на первом месте – это загадка темного вещества. Она очень понятна. Вселенная на четверть состоит, бог знает, из чего. Она, безусловно, может быть решена в ближайшее время, и она важна не только для астрофизики. Это действительно существенная... Мы смотрим на картину мира, и четверть картины занимает черный квадрат. Хочется понять, что это такое.

Темную материю придумали давно, чтобы объяснить реальные наблюдательные данные. Сейчас есть конкурирующие теории, но они не очень хорошо вписываются в общую картину, поэтому

стандартная гипотеза, что все-таки есть темная материя – это какие-то частицы. Соответственно, есть два пути: искать темную материю – это или в лабораториях просто ловить ее, смотреть на результат взаимодействия частиц темной материи с веществом.

ЛИХАЧЕВА: Что делается?

ПОПОВ: Что делается. Есть много установок, в том числе в той же самой лаборатории "Гран-Сассо" подземной в Италии, в других местах. Другой путь – более астрономический. У обычного вещества есть вещество, антивещество. Если вы сложите два кирпича из вещества и антивещества, то будет большая воронка, потому что будет очень мощный взрыв. У темной материи в ряде моделей тоже у частиц есть античастицы. Если вы их складываете, то образуется излучение. Астрономы ищут это излучение.

Но и в том, и в другом подходе люди сейчас совсем-совсем подошли к тому пределу, когда они вот-вот начнут что-то видеть. Некоторые эксперименты уже заявляют, что они начали что-то видеть, но очень смутно. И вообще полезно понимать, что когда говорят "ученые открыли" это не то же самое, что я шел по лесу и увидел гриб. Он вот очень явно существует, этот гриб, его хорошо видно. А ученые, они ищут всегда фактически на пределе разрешимости. Если "ученые открыли", то почти наверняка это означает, что долгие годы сидели, анализировали данные, наконец, увидели сигнал, который очень слабый, но не объясняется никаким шумом.

Пока сигналы, которые видят, объясняются шумом, но ясно, что следующее поколение детекторов имеет уже очень большой шанс действительно зарегистрировать частицы. И, кто знает, может быть, подтвердить вот эти слабые данные уже существующих экспериментов. Это, конечно, было бы очень здорово. И я лично думаю, что просто в течение двух-трех лет результат будет получен. Ну, кто знает, может быть, немножко больше потребуется времени.

ЛИХАЧЕВА: Уже вот-вот мы стоим на пороге открытия того самого черного квадрата, который завершит, ну, хотя бы в первом приближении такую картину мира в головах ученых и всего человечества. Уж сейчас на самом деле не сходится, концы с концами не сходятся, и мы не понимаем, собственно, из чего все состоит.

ПОПОВ: Да. Кажется, что мы знаем, как их свести, но хочется это сделать действительно...

ЛИХАЧЕВА: Уже окончательно.

ПОПОВ: Да.

ЛИХАЧЕВА: Ну, мы действительно будем говорить в следующих программах, может быть, даже в следующий понедельник или через понедельник о темной материи, об антивеществе. Вот о темной энергии, может быть, вы чуть-чуть поподробнее? Как раз и разряда загадок, да?

ПОПОВ: Опять-таки, это очень большая тема, и она, безусловно, заслуживает отдельной передачи, куда можно пригласить кого-то из специалистов, благо, у нас в стране их много.

За что в прошлом году дали Нобелевскую премию по физике? Исследуя далекие сверхновые, связанные со взрывом белых карликов, люди обнаружили, что сверхновые находятся немножечко дальше, чем им полагалось бы. Единственное хорошее объяснение в рамках современной космологии – это то, что расстояние оказалось немножко больше, Вселенная растянулась, действительно. По сравнению со стандартной космологической моделью расстояние увеличивалось бы быстрее. Это возможно, только если последние миллиарды лет Вселенная расширятся все быстрее и быстрее. Сейчас, и, может быть, это стало основой для присуждения Нобелевской премии, Нобелевский комитет очень консервативен в хорошем смысле этого слова, таким важным моментом стало то, что разными методами удалось подтвердить вот это ускоренное расширение Вселенной.

Есть наблюдательный факт: Вселенная последние миллиарды лет расширяется все быстрее и быстрее. Теперь его надо как-то объяснять. А объяснений может быть очень много разных, они обсуждаются. Так что темная энергия – это одна гипотез, но самая популярная, самая соответствующая данным, которые, тем не менее, нуждаются в подтверждении. Итак,

темная энергия – это некая загадочная субстанция или загадочное свойство вакуума, которое приводит к тому, что Вселенная расширяется все быстрее и быстрее. Точка. Дальше живут драконы, дальше мы не знаем, что это такое.

И, более того, прямо выяснить, что такое темная энергия, в ближайшие годы, я думаю, вряд ли получится. Но можно существенно отбросить конкурирующие модели какие-то, потому что можно все точнее и точнее измерять, как расширялась Вселенная.

И вот это сейчас активно делается, будет делаться, будут специальные проекты, которые будут измерять, как менялся темп расширения Вселенной со временем. Это возможно по счастливой причине – по причине того, что скорость света конечна, и когда мы смотрим на далекие объекты, мы видим их в их прошлом. И поэтому, как мы можем сейчас узнавать, что происходило миллиарды лет назад? Нужно смотреть на очень далекие объекты, и тогда мы будем видеть Вселенную во все более-более молодом возрасте, пока, наконец, не подберемся к реликтовому излучению, потому что...

ЛИХАЧЕВА: Мы можем отследить всю динамику развития Вселенной по этому излучению?

ПОПОВ: Да. Важно, чтобы мы видели объекты. Ну, до первых звезд мы еще не добрались, но продвинулись уже достаточно далеко – мы видим объекты, которые существовали меньше, чем спустя миллиард лет после начала расширения. Вот, исследуя их свойство, можно понять, как расширялась Вселенная, и таким образом отбрасывать какие-то модели для темной энергии, потому что, что может происходить? Темная энергия может быть все время постоянной, она может как-то меняться.

Вот, например, более, может быть, практический вопрос: что будет в будущем? Какое-то время, десятки миллиардов лет будет все примерно то же самое, а дальше мы не знаем. Может быть, темная энергия перестанет доминировать, и Вселенная вначале будет притормаживать, а потом вообще схлопнется обратно. Может быть, все пойдет, как идет, будет ускоряться, но не очень сильно. Может быть, ускорение будет очень сильно и все разорвет – это самая маловероятный сценарий, но, тем не менее, есть люди, которые продолжают его обсуждать. Вот нужно проводить измерения. И, повторюсь, в ближайшее десятилетие это будет сделано, это вполне реалистичная задача.

ЛИХАЧЕВА: Завершая вот эту тему, я думаю, что она действительно заслуживает обсуждение в дальнейших программах, а, может быть, и отдельной программы. Но так, чтобы наши слушатели понимали. Из всего количества энергии, существующей вокруг нас, вот эта темная энергия, она какой процент занимает? Можно хотя бы так понять, в первом приближении, опять же?

ПОПОВ: Здесь проблема вот какая: темная энергия такая важная, потому что она существует везде во Вселенной. Вселенная большая. Соответственно, если мы рассмотрим очень большой кусок объема, ну, например, сотни миллионов световых лет, то в таком объеме плотность определяемой темной энергии – три четверти. Очень много. Все остальное – мелочь.

С другой стороны, конечно, если мы посмотрим на плотность энергии в этой комнате, то здесь вклад темной энергии мал, поэтому, к счастью, у нас не расползаются предметы по комнате, не отъезжают от нас столы, стулья. Потому что здесь локально мы никак это не чувствуем, и это, конечно, облегчает нам жизнь, и вообще, наверное, делает ее возможной. Но затрудняет исследования темной энергии лабораторно. Это не то же самое, что темная материя, которую можно ловить, ну, если не прямо здесь, то вырыть шахту несколько километров и прямо тут в центре Москвы фактически ее и ловить. С темной энергией так не получится. Пока вот единственный путь явный – это изучать космологическое поведение объектов.

ЛИХАЧЕВА: Пока вот единственное, что мы знаем про темную энергию, это то, что именно благодаря ей, каким-то там ее способам взаимодействия с окружающим пространством, именно благодаря ей Вселенная как раз и ускоряется. Да? Расширяется с ускорением?

ПОПОВ: Да.

ЛИХАЧЕВА: Это единственное, что мы можем сказать наверняка.

ПОПОВ: Да. Но здесь как раз мы переходим к последнему пункту. Может быть, есть интересный пример. Опять-таки, он существует в статусе гипотезы, но, тем не менее. Вообще, идея о том, что Вселенная может расширяться очень быстро, она не нова, придумали ее несколько десятилетий назад. И придумали для того, чтобы объяснить самые первые ничтожные доли секунды в жизни Вселенной. Потому что Вселенная обладает несколькими удивительными свойствами, которые ниоткуда не следовали.

Она очень плоская. Это означает, что если вы нарисуете огромный треугольник, размером миллиарды световых лет, у него сумма углов будет примерно 180 градусов. Вселенная плоская, в ней нет всяких экзотических частиц. Вселенная очень однородная. И все это легко сделать, если взять очень маленький кусочек пространства и очень быстро, очень сильно его растянуть. Представьте, что вы сделали какую-то неоднородность, не знаю, резиновую игрушку какую-то такую хитрой формы, а потом взяли ее, растянули в сто раз, и у вас получился плоский кусок.

Вот есть идея, и она стандартная для современной науки, что так было в самое первое мгновение жизни Вселенной. Это называется стадией инфляции, потому что "инфляция" это, собственно, раздувание. Вот Вселенная быстро раздувалась. И это, повторюсь, стандартный элемент современной космологической картины мира, но элемент неподтвержденный. И очень хочется космологам с этим разобраться. Кому-то хочется подтвердить, кому-то хочется, наоборот, опровергнуть. Изучать то, что было в самые-самые первые мгновения очень трудно. Все равно мы напрямую это изучать не можем, мы изучаем какие-то последствия. Многие специалисты связывают большие надежды со спутником "Планк", который летает на орбите. Его программа рассчитана на несколько лет, и космологические результаты будут публиковаться даже не в этом году, но, тем не менее, они будут. И одним из результатов может быть подтверждение картины инфляционной Вселенной. Закрыть ее совсем данные со спутника не смогут, можно будет так модифицировать модель, что даже если он не увидит никакого сигнала, связанного с инфляцией, то теоретики все объяснят. Но зато если он увидит, то он увидит.

И многие действительно на это надеются, в том числе и у нас. Поскольку в развитие инфляционной модели, я бы сказал, основной – 80-90% – вклад внесли советские, российские физики. Поэтому это может быть вдвойне интересно для нас. Ну, из этой десятки, наверное, это самая ненадежная вещь. Не в том смысле, что инфляционная теория может быть неправильна, скорее всего, с ней все в порядке. Просто надежда на то, что спутник "Панк"...

ЛИХАЧЕВА: Что она может быть подтверждена или опровергнута, действительно...

ПОПОВ: Да. Я бы сказал, что это не очень большая вероятность, что удастся точно сказать, что там все хорошо.

ЛИХАЧЕВА: А жаль. Ведь ответ на этот вопрос прояснил бы все-таки, откуда пошел мир, в котором мы живем.

ПОПОВ: По крайней мере, во многом, да. Осталось бы непонятным, что там в самом-самом начале, но продвижение было бы очень существенное.

ЛИХАЧЕВА: Думаю, что некоторые загадки современной астрофизики, упомянутые в сегодняшней программе, заслуживают более пристального внимания, в первую очередь темная энергия, темное вещество, антивещество. Вот к этим темам и обратимся в следующий понедельник.

Пишите, что интересует вас. Вопросы, замечания, идеи – ничто не пропадет на нашем сайте, finam.fm. Через несколько программ будет итоговая передача по космологии, где я озвучу все ваши вопросы экспертам. И кстати, мы тут решаем, чему же будет посвящен следующий цикл: химия, может быть, медицина, некоторые аспекты физики, антропология? Что мы начнем после астрофизики? Предлагайте. А все ваши идеи и предложения на сайт – finam.fm.

Пока прощаюсь с вами на неделю. И помните, любопытство – не порок, а думать никогда не поздно. Счастливо!

 

© Finam.fm